Новый сезон в театре «Галерка» начался с премьеры спектакля «Мастер и Маргарита». Это первая постановка романа М.А. Булгакова на омской сцене, осуществил ее молодой режиссер Егор Витько, студент режиссерского курса ГИТИСа и актер театра. Выбор произведения нельзя не назвать рискованным: сложно уместить в три часа и квадрат сцены роман такого объёма, с большим количеством персонажей, сюжетных линий и мистической атмосферой. Так или иначе, никакой театральной версии не суждено передать масштаб сочинения Булгакова, однако попытка «Галерки» определенно интересна и в первую очередь смысловыми акцентами.

Почти все первое действие спектакля посвящено Ивану Бездомному, который, как правило, в театральных постановках лицо не главное. Здесь же у исполнителя роли поэта Сергея Кривцова большая и убедительная работа. Начинается все вполне ожидаемо: на сцене скамья, белые очертания деревьев на черном экране – сумерки на Патриарших. Бездомный и Берлиоз появляются из зала. Берлиоз читает поэму Ивана о Христе вслух, снисходительно посмеиваясь над глумливыми стихами. Взяты они из богоборческой поэмы пролетарского поэта Демьяна Бедного, одного из прототипов булгаковского Бездомного. Авторства можно и не знать, главное, что эти чудовищно звучащие стихи прекрасно показывают суть «творчества» Ивана, и тем интереснее потом видеть его внутреннюю трансформацию. Бездомный не просто плохой поэт, а символ времени: атеистической пропаганды и травли «иных», о которой потом стало даже неловко вспоминать. На фоне холеного, ученого вида Берлиоза (Артем Савинов) Бездомный выглядит как вчерашний хулиган из подворотни, ряженый в интеллигента. Поза его как у человека, готового крепко вдарить, но в остальном он «смотрится культурно». Поэт Бездомный – это штамповщик нужных смыслов, без знаний и мастерства. И в герое Кривцова это очень хорошо видно, в первую очередь по убогому набору слов и жестов в разговоре с Берлиозом и Воландом. Он машет кулаком да грозит Соловками Канту и при этом словно смущается, чувствуя, насколько беспомощен в своем невежестве.

Присевший на скамью рядом с литераторами Воланд увлекает своей подвижностью, живыми, необычными от иностранного акцента интонациями. Акцент временами пропадает, озадачивая его собеседников. Воланд в исполнении Сергея Дряхлова открыто актёрствует, переходя от образа простачка до манипулятора, играет с Бездомным и Берлиозом, вызывая в них то страх, то доверие, то неловкость. Порой, в силу большого объёма, текст героя звучит впроброс, но в целом это довольно увлекательное плутовство от главного представителя нечистой силы.

Рассказ Воланда о Иешуа и Пилате решен как отдельная сцена, лаконично и величественно оформленная свисающими с потолка цепями, под блеск и звон металла. Образ Иешуа в исполнении Евгения Власова кажется довольно гармоничным: это добродушный, лишенный благостного пафоса герой c мягкими голосом, простой и открытой улыбкой. В нем хорошо сочетается человечность и спокойная сила духа, которая помогает ему не отречься от своих слов ради спасения жизни. В диалоге с Иешуа игемон (Павел Кондрашин) действует на более бытовой частоте, хотя в словах Пилата есть и высокие ноты очарования даром Иешуа, горечи от того, что он сам не может позволить себе выбрать истину в отличие от своего узника.

Вопрос о верности истине – это, пожалуй, основной смысловой нерв первого действия. Все, что зритель видит после сцены Иешуа и Пилата, это уже не обыденная жизнь, а ее изнанка без привычных черт и определенности. Те же Патриаршие, та же скамья, но деревья на заднем фоне с заломом. В этой «вывихнутой» реальности уже во всю хозяйничает насмешливая свита Воланда с их пугающими литераторов шутками и фокусами. И теперь сам Иван, писавший глумливые стихи, – жертва издевательского розыгрыша непонятных ему сил. Может, эта изнанка жизни – игра воображения Ивана, чей разум пострадал от встречи с неведомым? На это как будто намекает и сцена в психиатрической лечебнице, где, как в абсурдистском кино, санитары с блаженными улыбками хором подпевают беседе доктора Стравинской (Ольга Лаврентьева) и Ивана Бездомного. Интересен эпизод, где Бездомный словно спорит сам с собой: один Иван стремится убедить себя, что ничего особенного не случилось, а «другой» этому не верит, ведь он уже прикоснулся к необъяснимому, к иной истине, к Ершалаиму. Кривцов показывает, как физически «ломает» Ивана это новое знание, но отказаться от него, повернуть назад – нельзя. Как нельзя больше писать прежних стихов. Собственно, Бездомный – это действительно тот, кто может пережить крах прежней картины мира и продолжить дело Мастера, поэтому режиссер еще раз возвращается к нему во втором действии, где он будет назван «учеником».

Роль Мастера, появившегося в палате Ивана, исполняет молодой актер Евгений Власов, игравший Иешуа. Почему артист воплощает два разных образа? Наверное, это можно объяснить так: оба героя оказались причастны к одной истине, только первый ради нее пошел до конца, а другой сломался, отказавшись и от правды, и от любви. В Мастере нет внутренней силы, как у Иешуа, в нем видна обиженная детскость, беззащитность. Точно найдена поза, характеризующая затравленного писателя: он сидит на больничном стуле «по-птичьи», поджав ноги и укутавшись в халат, раненый, слабый. Монолог Мастера, хоть и тяжеловесный, играет разными эмоциональными красками – от восторга до ярости, искажающей лицо. И, может быть, образу не достает только самого сложного – отголосков прежнего божественного дара, которые бы позволяли понять, почему именно этому человеку «надиктовали» роман сквозь вечность, почему ради него женщина готова продать душу Воланду.

Благодаря скрепляющей теме (истина и на что можно пойти ради нее), внешняя эклектика в первом действии выглядят вполне органично. И пляска в ресторане «у Грибоедова» под джазовое пение Геллы, и полуцирковые выходки свиты Воланда, и мелодраматические моменты в разговоре Мастера с «видением» Маргариты. Второе же действие более подчинено не четкой идее, а, собственно, сюжету романа. Оно про мистику и любовь – про то, чего часто и ждет зритель от Булгакова. Ведущие герои здесь Маргарита, Воланд и его свита. Художественное оформление Светланы Пузыревой, музыкальное и пластическое решения дают пеструю, но не лишенную смыслового единства картину, включающую элементы кабаре, комедии дель-арте, мультимедийную графику… Здесь много любопытных моментов, придуманных режиссером и его командой: эффектный, хоть и несколько затянутый полет Маргариты, яркий, в черно-красных тонах бал Воланда, где появляется голова Берлиоза, изломанно-мертвенная пластика гостей бала. Нельзя не отметить работу художника по свету Михаила Глейкина, балетмейстера-постановщика Даниила Куркова и постановщика цирковых трюков Екатерины Малышевой.

Маргарита в исполнении Натальи Сухоносовой обладает подходящей для героини романа фактурой и сумеречной красотой панночки, внутренней страстностью. Она смелее и жестче Мастера, это видно в том, как Маргарита хитрит при первой встрече с Азазелло, и, конечно, в ее готовности идти куда угодно за тем, что является ее «истиной» – за любовью к Мастеру и его творению. Актриса еще ищет более убедительные реакции, интонации, и пока этому характеру не хватает внутренней цельности, хотя видно ее стремление увязать в одно и лирико-драматическую, и гротесковую, и ирреалистическую грани сложного образа Маргариты.

С новых сторон раскрывается во втором действии образ Воланда (Сергей Дряхлов). Подкупают его проницательный взгляд, сдержанность в жестах. Это не абстрактный «князь тьмы», а сила, которая четко знает свое место в мире, действует только в рамках отведенных ей полномочий. В спектакле оставлен диалог Воланда и фанатичного Левия Матвея (Василий Анохин), где есть важные для романа рассуждения о тени и свете. Остроумна сцена после бала, в ней хорошо проявлены характеры спутников Воланда. Словоохотливый, смешливый Фагот – смесь клоуна, провокатора и мудреца – удачная работа Дмитрия Цепкина. Гелла в исполнении Анастасии Загоруй интересна сочетанием миловидной внешности и хриплого, загробного голоса. Ее пение (педагог по вокалу Ирина Кирдяшкина) добавляет действу манкости, открывая не самую очевидную грань природы нечистой силы – обольщение, соблазн. Азазелло Сергея Климова с достоинством мастера своего дела исполняет грязную работу «ликвидатора», а говорливый, манерный плут Бегемот (Денис Артеев) упивается своей шутовской природой.

Перемена в свите Воланда, обозначенная в романе сценой полета, в спектакле тоже намечена, но, кажется, проявлена недостаточно выразительно. Проходя под светящейся конструкцией букв W и М, они словно сгибаются от удара и, видимо, обновлённые идут дальше. Буквы выглядят эффектно и вызывают разные мысли: что это за метафора, почему наложились символы Воланда и Мастера, а потом «разошлись»? Может, это знак соединения двух миров, человеческого и надматериального?

В спектакле нет культовой сцены в Варьете, сатиры на москвичей, которых испортил квартирный вопрос, и на писателей МАССОЛИТа. Последние, правда, одним мазком, но ярко показаны в эпизоде в ресторане: литераторы, узнав о смерти Берлиоза и отправив в психушку Бездомного, продолжают весело танцевать под песню Геллы. Ставя сцены из романа, Егор Витько смог вложить в полифоничную череду эпизодов сконцентрированную мысль о верности человека себе и своей правде. Это не избавило спектакль от длиннот, но и не дало уйти в легковесную зрелищность и мистику ради мистики. Баланс внешней эффектности и внутреннего содержания присутствует, а это, наверное, принципиально важно для сегодняшнего прочтения Булгакова.

Наталья Владимирова